Городская библиотека им В.М. Шукшина представляет творчество сосновоборского поэта, участника литературного объединения «Вдохновение- Среда» Михаила Письменного
ИСТОРИЯ С ПОЖАРОМ
поэма
Почти по Оруэллу с местным колоритом: …летом 1984-го, дым от лесных пожаров распространился вдоль реки Енисей на тысячи километров… (Из газет).
ПРОЛОГ-ПРОБУЖДЕНИЕ
Когда вдруг запахнет гарью, что толку нырять в одеяла, ведь сны отступают, игриво, как в сумраке гаснет свеча. В конверте открытой форточки - послание звёздного неба, и можно рукой дотянуться до лунного сургуча.
С субботы на воскресенье, представьте, вам снилась поэма. Она, прилетев издалёка, осталась на целую ночь… А в воздухе – запах гари, и это похоже на прозу, похоже на горькую правду, но вам пока - всё равно.
С субботы на воскресенье, припомнить бы всё, что приснилось! Но, как ни крути, забываются фрагменты немого кино, а память лишь после подскажет, что виделся медленный поезд, и, что пассажир лукавый отправил записку в окно, скрепив письмецо псевдонимом, божественным… «Чао!», - лети, мол. Простится ему за это, забудут его слова…
И снился старик согбенный, который божился, что он-де, в покровской пожарке, мальчишкой, трезвонил в колокола.
За тысячи километров, разлёгшихся между вами, из бездны, из ниоткуда, вы слышите этот бой?!
… Любимые засыпают, наверно, напрасна тревога, и всё же, на всякий случай, вы их заслоните собой.
Живёт в тишине тревога, она говорит, чуть слышно, что жизнь – это колокол мига, и нету пути назад, когда по крутым ступеням шагаешь всё выше и выше, под купол, к верёвке натруженной, чтобы ударить в набат.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
… Бом – бам, бом – бам, бом – бам…
Отгудев, отпотев, город спал. Разомлев от жары, город спал. Отрешившись от сует, от дымов, долгов, звонков, город спал. Потушен свет в типовой пятиэтажке. У подъезда самосвал остывал, погасли очи. Город спал июльской ночью, спали скверы и дома, спали лавочки и окна, тротуары и мосты, спали тени фонарей и часовня на горе…
Самолёт взлетит устало, - по реке стартует зыбь, что-то в воздухе витало, как предвестие грозы…
… Кар - кар - кар…
У кого не дремлют очи, кто тревогу чует ночью, иль хвороба так чугунна, иль божба тревожит душу, и душа несётся в старь? Весь хрустальный, как пичуга, в дом влетевшая от стужи, - бывший маленький звонарь. Он не спал и, как обычно, херувимы пели хором, он молил: « Задуйте спичку километрах в сорока! Ведь тайга суха, как порох…» Он молил, ждала тайга, обступившая, как ворот, как соболии меха, гаревой, уснувший город.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
…День – день – день, тень – тень – тень…
Я к тебе вслепую шёл, сквозь безликий, серый шёлк, застилавший краски дня. Щёлк, щёлк, щёлк,- каблуками по мосту, затухал их мерный стук в полуметре от меня, шёл, шёл, шёл… Ты сказала: «Хорошо, буду ждать у фонаря, под названьем «колокольчик»… Всё смешалось в голове, пялить зенки нету мочи, напевал белесой ночью «…я шагаю по Москве…».
До тебя уж недалече, - метров триста от моста, но, пройти, казалось, легче от Вергилия, до Ленча, от эклоги, от четвёртой, до распятия Христа.
…Гарь – гарь – гарь, дым - дым – дым…
До тебя как до звезды!
Я тебя скорей почуял, чем увидел. Возле чума ты стояла. В вышине купол цирка нависал, (это память подсказала), становилось всё темней, просыпался зверь во мне.
…Гарь – враг. Враг – гарь. Бр-р-р-р! – рык, вой, крик, вопль? Озона!!! Наши руки, будто сцепки двух несущихся вагонов. Мы вбежали в электричку, – малолюдно, по привычке притулились у окна, в коробке гремели спички: « К нам, к нам, к нам!»,- было градусов под тридцать, в плюсе, а за окнами – зима.
… Жизнь - жизнь - жизнь, даль – даль – даль…
Поезд мчался в никуда.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Весёлой, допотопной лесенкой сбегала вниз платформа «Весенки», спешила к лесу и воде, и, оттолкнувшись отраженьем, от тишины и от простора, взлетала облаком тугим, туда, где виден дальний дым и снова падала на землю, где мчал тяжёлый товарняк, и пели речка, да сосняк…
А в то, седое воскресенье, мы шли по мед- лен- ным ступеням к останкам леса вдалеке, молчком, к обугленной реке, туда, где только дым и тень…
… Тен - тен - тен…
Которые убили свет,-
… нет - нет - нет…
Так омут переходят вброд, так покидают эшафот…
За нами следом, по ступеням, летучий, словно приведенье, как дым, косматый и седой, ступал старик, сойдя с иконы, и бязь спадала балахоном с покатых плеч, скрывая горб…
Я вздрогнул. Я узнал его.
Да, это был тот самый странник, который иногда, под утро, во снах являлся, говорил, и сны сбывались, почему-то, и колокол звонил, звонил…
А ныне во плоти болезной, перекрестившись на восток, простёр он руки к поднебесью и тихо молвил: « Как ты мог! О, как ты мог! О, всё не так, бесплотны неба караваны, тайга горит, и воют раны земли, как можешь ты глазеть, пообещай, хоть из газет, дождя в седмицу на Ивана…»
Тут гром ударил вдалеке, а ветер, до того дремавший, перебежал через мосток и бросил под ноги листок…
ПИСЬМО, ПРИНЕСЁННОЕ ВЕТРОМ
Можете лезть из кожи вон, обвиняя всех, только не надо тревожить спящих на небесех.
Времечко нынче подлое, совести вопреки. Видел я пьяную кодлу и «пикничок» у реки.
И, между пошлыми спичами, джинсовый хлюст – раз, бросил в траву догоравшую спичку… Вскрикнула электричка, словно печальный джаз.
Ах, этот мир скабрёзный! Рядом с мечтой – позор. Чёрными стали берёзы возле зеркал-озёр.
Этих… и след растаял, чистенькие оне, но не найдут оправданья ни в библии, ни в стране.
Кто-то в ответ ухмыльнётся, ветер прогонит чад… « Совесть не продаётся!», – не надоест кричать.
Жизнь - это вспышка идеи. От палаша, до ракет, как повзрослели дети! Как запоздал рассвет.
Всё не настанет утро в северной стороне. Времечко нынче смутное, веры и правды – нет.
Ваши тела и души в Лету несёт Земля, словно пузырь воздушный рядом с огнём паря.
Много на свете дряни. Хватит ли силы?! Впрочем, сами решайте, миряне, жить, или ставить точку.
Будьте! Желаю здоровья. Мог бы вмешаться я, если бы не был схоронен в одной из воздушных ям, на перекрёстке вселенских дорог...
Лета 1984-га, Иисус Христос, бог.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
А день ушёл, как будто за калитку, но ветер не задул закатных свеч, мне захотелось прочитать молитву заветную, но получилась…
РЕЧЬ
Великий! Всемогущий!! Человек… Двадцатый век прошёл к своей стоянке, и ты уходишь, вдаль от полустанка, по шпалам, как по лестнице наверх.
За горизонтом - город и жильё, где вновь окликнут правда и жульё, они тебя узнают, скажут: «Просим…» И ты спешишь туда, за горизонт, и лето раскрывает серый зонт, и тихий дождь напомнит вдруг про осень.
О, летаргия долгих ожиданий в светёлках, заколоченных тоской. Ты убежал, ты веку крикнул: «Стой!», - но этот крик услышат с опозданьем.
Как лёгок путь по шпалам и шоссе, по сорнякам на взлётной полосе, когда рассвета чудятся приметы. Пусть равнодушны были города, и руки опускались иногда, но крылья вырастали незаметно.
Ты верил, что напьёшься из колодца, подслушав тайны неба и морей. Ты всё такой же, только чуть старей, и, кажется, что жизнь вот-вот начнётся.
Застыл на небе крестик – самолёт, спешат минуты, колокол поёт, кукушка до конца не докричала… А там, за дверью, - стены да паркет, и выдохнется пачка сигарет, и старый фильм закрутится сначала.
В объятьях суеты, тревоги, лени, - цветной экран и кофе натощак… А время утекает просто так, и не понять, куда ведут ступени.
Ну, вот и всё. Темнеют облака, за облаками вдаль спешит река и проповедь, похожая на осень. Пока, приятель. Не шути с огнём, твоя звезда однажды подмигнёт, - не проморгай и ничего не бойся.
Когда устанешь коротать свой век, услышишь глас на благовест умноженный: Великий! Всемогущий!! Человек… О, как ты мог! О, как ты много можешь.
ЗВОННИЦА
…Бам - бом, бам - бом, бам – бом…
Слышите? Плачет Россия, над каждой избой под каждым окном. Небо такое синее, а вы говорите, гром… Это взлетают, мечутся, рушатся, как скала, ноют, поют, бесятся, стонут колокола!
Станем же слушать! Постигнем их заповедный вой… Жизнь – это колокол мига между рожденьем и тьмой.
